Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II - Борис Николаевич Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С присущей ему энергией Безобразов действовал и против пустивших в губернии корни скопцов. Будучи человеком образованным, губернатор инициировал составление первого историко-статистического описания Тамбовской губернии.
Тамбов, как и все тогдашние губернские города в распутицу утопал в грязи. Весной и осенью по улицам не только нельзя было проехать, но можно было в разлившейся грязи утонуть. Бедного архиерея Феофила, рискнувшего выехать на своей коляске в город, чуть не утонул, но его спасли. В 1804 году, сообщает Дубасов, начали мостить гати, но они …тоже потонули в грязи!
Не лучше дело обстояло и с медициной. Из тамбовской больницы больные бежали, потому что, как в 1815 году докладывал губернатору Д.С.Шишкову губернский оператор Стриневский, больница не располагала самыми необходимыми медикаментами. Донесение Стриневского не способствовало улучшению положения в больнице, больные по-прежнему не получали никакой медицинской помощи, служащие не могли даже позаботиться о том, чтобы набить матрацы соломой, и пациенты лежали на голых досках или на веревочных переплётах.
Шишков по своим деловым и личным качествам не уступал своему предшественнику Кошелеву. В 1814 году петербургский ревизор Львов обращал его внимание на жалкое состояние приказа общественного призрения, но от Дмитрия Семёновича, как и от Дмитрия Родионовича, жалобы отскакивали, как горох от стенки. Губернатор оправдывался отсутствием в казне средств, что было явной неправдой. Деньги были. Так, к примеру, приказ общественного призрения закупил 3000 дюжин карт, т.е. 36 тысяч колод. На карты деньги нашлись, а вот на необходимое дело денег не было. Кстати о картах: приказ общественного призрения в принципе удовлетворял резко возросший на них спрос. Тамбовские сытые и праздные обыватели буквально заболели карточной лихорадкой и проводили за картами дни и ночи. Ставки были высокими, проигрывали и выигрывали целые состояния, имения, крепостные души. Так дело шло до 1830 года, пока пришедшая из Астрахани холера не прервала этот пагубный порок тамбовцев.
В 1815 году по инициативе помещика Маслова в Тамбове решили открыть театр. На первых порах и труппа была очень низкого качества, и помещения для него не было – он располагался в деревянном балагане, выстроенном прямо против присутственных мест. Цены на спектакли при этом были довольно высокие – от 1 до 4 рублей. Местное начальство решило разместить театр в двух просторных залах народного училища, т.е. развивать искусство театра за счёт образования и просвещения. Если бы не вмешательство петербургского генерал-губернатора Вязмитинова, то головотяпство бы совершилось. Вязмитинов нашёл неприличным жертвовать для театра школой.
Одним был хорош Тамбов – дешевизной пищевых продуктов.
Хорошую память по себе оставил в Тамбове губернатор Н.М.Гамалей (1832—1838). При нём, пишет Дубасов, губерния буквально ожила. В декабре 1833 года губернатор открыл в Тамбове публичную библиотеку, а в 1834 году город приступил к перестройке женского Александринского института28. Средства на строительство Александринского института должны были вносить тамбовские дворяне, обязавшись вносить в казну по 20 копеек с каждой крестьянской души. Поскольку в губернии числились около 380 тысяч крепостных крестьян, то сумма набралась порядочная.
В том же году, «при сильном участии неутомимого Гамалея» приступили к строительству здания дворянского собрания. При его содействии в Тамбове была учреждена первая в губернии газета «Губернские ведомости».
Особое внимание Николай Михайлович уделял улучшению внешнего облика Тамбова. При нём началось мощение городских улиц, строительство нового и реконструкция старого Никольского моста через Цну, произведена нивелировка города, сделаны сточные канавы, появились уличные фонари, началась закладка городского сада. Гамалея устроил в Тамбове конские бега и организовал пробную выставку изделий Тамбовского края. Неутомимый Гамалея инициировал и другие масштабные проекты, как строительство Моршанской железной дороги, соединение Тамбова железной дорогой с Саратовом и Москвой, углубление русла Цны и др., но «высшая петербургская бюрократия отнеслась к добрым начинаниям… с полной и чисто канцелярскою небрежностию». К тому же успешного губернатора, как у нас водится, отозвали «на повышение» в Петербург и сделали товарищем министра внутренних дел. Там в душной атмосфере министерских кабинетов и зачах административный гений Николая Михайловича.
Может быть, только что колонизованный Кавказ представлял в административном отношении некоторое исключение из общего российского правила? Мы должны ответить на этот вопрос отрицательно. Система управления на Кавказе устраивалось по общему правилу: всё зависело от деловых и личных качеств главноначальствующего.
Любили в Грузии совего главноуправляющего генерала от инфантерии и генерал-адъютанта барона Григория Вдадимировича Розена (1831—1837). Это был спокойный по характеру и честный по натуре администратор, вдумчиво и всесторонне подходивший ко всем делам, строго спрашивавший со своих чиновников, но соблюдая при этом высокую культуру и справедливость.
Чиновник канцелярии главноуправляющего Василий Афанасьевич Дзюбенко, как-то подготовив доклад по одному каверзному делу, пошёл к шефу на доклад. Некий армянский купец подал жалобу на архалцыхского областного начальника, не пропускавшего в Тифлис купленные им в Турции маслины, – товар, который ввиду поста пользовался у грузин большим спросом. Дзюбенко составил свой доклад в пользу купца.
– Вздор ты, братец, написал, – сказа Розен, прочитав документ.
Дзюбенко начал оправдываться, но барон был непоколебим в своей оценке и рекомендовал Дзюбенко ознакомиться с лежавшими в архиве переписку по делу того же купца. При ознакомлении с архивными документами Дзюбенко был вынужден признать, что действия архалцыхского начальника были правомерными. Купец-армянин оказался большим пройдохой и жуликом, составившим подложные документы с целью незаконного получения 1000 червонцев. По поводу его махинаций барон Розен тремя годами раньше вёл переписку с министром финансов Канкриным. Если бы не отличная память Григория Владимировича и его скрупулёзность, архалцыхский начальник пострадал бы, а купец-пройдоха взял бы над ним верх.
Барона Розена сменил генерал от инфантерии генерал-адъютант Евгений Алексанлрович Головин (1837—1842), человек в некотором смысле антипод предшественника. По характеристике Дзюбенко, это был человек уже пожилой, угрюмый, недоступный, как будто недоспавший, и большой педант. Будто нарочно, в первые годы (1840) наместничества Головина произошло землетрясения, в результате которого с горы Арарат сползла огромная скала, которая накрыла целый посёлок в Эриванской губернии с населением около 1000 человек.
О методах управления Головина свидетельствует следующий эпизод о котором сообщает Дзюбенко. В г. Эривани один татарин одолжил у другого несколько рублей и отказался вернуть долг. Кредитор как-то встретил должника на улице и компенсировал неуплату долга тем, что силой снял с должника верхнее платье. Против кредитора возбудили уголовное дело, проект судебного решения Дзюбенко доложил Головину, оставив в строке «наказание» прочерк. Головин, выслушав текст приговора, поморщился, взял перо и написал в прочерке «повесить». Шокированный Дзюбенко попытался было доказать генералу, что за такое пустячное преступление казнь не полагается.
– Не ваше дело рассуждать, – прервал его Головин. – Извольте исполнить беспрекословно. Я знаю, что делаю.
Татарин был повешен.
В 1842 году Головина как не справившегося со своими обязанностями сменил другой генерал и генерал-адъютант – Александр Иванович Нейгардт (1842—1845). Он предпринял попытки исправить и улучшить то, что не сумел сделать Головин, но действовал он всё теми же генеральскими методами. Так при всякой инспекции и осмотре какого-либо учреждения Александр Иванович непременно шёл сначала на кухню. Дзюбенко оставил описание инспекции, предпринятой главноуправляющим в гимназической столовой. Заметив на столах нарезанные куски хлеба для гимназистов, Нейгардт спросил, сколько хлеба полагается каждому воспитаннику.
– Фунт с чем-то, – был дан ответ.
– Свесить, – приказал главноуправляющий.
Кусок хлеба свесили, оказалось, что до нормы не хватало 5 золотников29.
– На гауптвахту! – закричал Нейгардт.
– Помилуйте, это немного, ваше высокопревосходительство, – попытался оправдаться официант.
– Ну, так и немного посидишь – только два дня.
О том, как управляли страной царские генералы, обратимся снова к рассказу Дзюбенко. У Головина начальником гражданского управления был тоже генерал (Дзюбенко называет его Г.), который в гражданском управлении понимал столько же, сколько дикий патагонец во дворцовом этикете Версаля. Главным его достоинством, по словам Дзюбенко, были эполеты и высокий стан.
Как-то разнёсся слух,
